Дмитрий Стешин и Александр Коц, корреспонденты "Комсомолки", прошли все горячие точки планеты. Но боль Беслана живет в их душе.

   Дмитрий Стешин, военный корреспондент "Комсомольской правды":

— В последние августовские дни 2004 года я болтался по Чечне, изнывая от жары и пыли. Вода в Грозном стоила пять рублей ведро, и к вечеру она обязательно загнивала.
Грязный и потный, я ездил в одиночку по ваххабистским селам — искал родственников шахидок, подорвавших самолеты, которые летели из Москвы в Ростов и Волгоград. Искал и находил.
   Таксисты со старого грозненского рынка ездить в горы со мной не хотели — боялись и ломили европейские цены. При этом я маялся страшно, потому что в Москве меня ждал новорожденный сын, которому 1 сентября 2004 года исполнилось ровно десять дней от роду. Я его даже не видел толком.

   В День знаний я должен был наконец-то уехать домой и уже считал в уме: “Два часа до Хасавьюрта, два до Махачкалы, два до Москвы... Пробка на МКАДе..."
   Но зазвонил телефон. Звонили из штаба ОМОНа: “В Осетии захватили школу, все серьезно, уже есть жертвы”.

   На часах было 9 часов 45 минут. Тогда я даже не мог себе представить, что совсем скоро вся остальная моя жизнь поделится на две части — то, что было “до” Беслана и то, что было уже “после”.
   Время побежало назад, куда-то в пропасть. Два часа, и я уже стою на Черменском кругу, на административной границе Северной Осетии и Ингушетии. Граница перекрыта, но ее можно обойти по полю. Можно просто орать и прорваться “на крике”, размахивая редакционным удостоверением.
   Грядущая беда была уже осязаемой, и люди в форме и с оружием, непонятно зачем перекрывшие эту иллюзорную границу, пытались своей суетой спастись от бездействия. Пытались скрыть боль и растерянность. Никто не знал — что нужно сделать и как? Никто не знал главного — за что? И самое страшное, что этого никто не знает до сих пор.
   Беслан был выходом Зла, накопившегося среди людей. Лютое Зло переполнило мир, вырвалось наружу, получило в жертву невинных, безгрешных и беззащитных, насытилось и ушло. Надолго или нет — зависит только от нас.

   К нам в редакцию «Комсомолки» приходила студентка журфака. Она писала диплом, что-то по теме военного репортерства. Долго и подробно расспрашивала о всех тонкостях работы, сравнивала с западным опытом. А когда она спросила о самой страшной командировке, не сговариваясь, выдохнули: «Беслан».

   Через месяц девушка прислала нам свой диплом. В нем, помимо нас, спецкоров «Комсомолки», были опрошены еще с десяток военкоров. И почти все они на этот вопрос ответили одинаково.

   Вот их свидетельства:

«После Беслана многие приехали поседевшие или постаревшие. Потому что Беслан так всех изувечил. Бывают случаи, когда сильно много впечатлений набрался. Есть ребята, которые к психиатру обращались».

«Как последствие той психотравмы, остался беспредметный кошмар, который приходит каждую ночь».

   За нашими плечами Афганистан, Косово и Чечня. После Беслана — еще Ирак, Ливия, Сирия, Египет, Донбасс... Но именно Беслан для большинства российских журналистов стал той точкой, в которой совершенно невозможно задавить в себе человеческое, механически исполняя долг журналистов. И репортеры закидывали камеры за спины, чтобы схватить выбегающих окровавленных детей и донести до «скорой». Сами прыгали за руль и развозили раненых по больницам. Помогали родственникам найти друг друга. И договаривались не давать в эфир самое страшное — картинку из владикавказского морга.

   В Беслане нас больше всего поразило бессилие перед злом, невозможность предотвратить, угадать, подстелить соломку. Принято считать, что Зло — слепо. На самом деле, это мы до сих пор не можем понять, как оно выбирает свои жертвы. По каким критериям? В Беслане выбрало детей. Одни погибли сразу же, в спортзале, другие бежали окровавленные и контуженные по огородам к улице генерала Плиева, куда уже не долетали пули. Кто-то из деток в школьном пищеблоке забрался в огромную кастрюлю, и за тонкими алюминиевыми стенками, невредимый, пересидел штурм, хотя на кухне от осколков и пуль не было живого места. Почему? Неведомо. Если не можешь понять природу Зла, попробуй хотя бы ему помешать. Хватит нам, людям, одного Беслана.

   Александр Коц, спецкор «Комсомольской правды»:

— Услышав о захвате школы, мы с сотрудниками редакции в первую очередь позвонили в министерство образования Северной Осетии. Нам нужно было узнать количество учащихся, чтобы определить масштабы происходящего. Нам ответили — 336 человек. Уже тогда было понятно — на самом деле все куда хуже.

   Вылетел в Осетию 1 сентября, все дни вместе с Дмитрием Стешиным освещали трагедию Беслана, которая для большинства российских журналистов стала проверкой человеческих качеств.
Моей дочери тогда было три года. Происходившее в бесланской школе я невольно переносил на своего ребенка. Примерял трагедию на себя, как на родителя. Вот после той командировки восстановиться психологически было довольно сложно. Этот опыт научил ставить своеобразные блоки на восприимчивость.

   3 сентября 2004 года мне исполнилось 26 лет, думал, последний мой день рождения. Нужна была помощь, стоять без дела нельзя было.

Заложники выбегали нам навстречу, но при виде нас падали, обессиленные.
4 сентября приехали во владикавказский морг... Я такого ужасающего зрелища не видел ни "до“, ни "после“. Психика ломается даже у здоровых людей. Тысяча квадратных метров ужаса. Ощущение полной нереальности картины.

   Многие военные корреспонденты, прошедшие не одну горячую точку, после Беслана навсегда ушли из профессии или перестали освещать военные действия.

Страницу подготовила Алина Налдикоева